Заразить подростков от начала до конца
В РАМТе стартовала Лаборатория по поиску нового репертуара
20.10.2025
Лаборатория по поиску нового репертуара для детей и молодежи, которую РАМТ проводит каждый год в разных форматах, в этом году будет идти на протяжении трех месяцев. Театр отобрал восемь текстов современных российских и зарубежных авторов для аудитории от 10 до 20 лет, инсценировки к которым создали начинающие драматурги курса Елены Исаевой в ГИТИСе. Первые показы состоялись 26 сентября 2025 года.
«Он должен был взорваться снаружи, а взорвался внутри»
Антиутопии вообще очень трудно перенести на сцену. Фактурный, сложный мир, большое количество локаций – все эти детали важно учесть, не забыв про сюжет. Режиссеру эскиза «Горит камыш» Филиппу Шкаеву удалось сохранить атмосферу первоисточника, при этом предложив собственный художественный язык.
В основу инсценировки легла одноименная антиутопическая повесть Евгения Рудашевского, описывающая мир, в котором основное мужское занятие – отправляться в забой окапывать свои территории. Главная тема книги – вернувшиеся с забоя травмированные землекопы, которые не знают, как им дальше жить своей прежней жизнью.
В центре истории – мальчишки: Андрей (Андрей Гальченко) и его младший брат Малой (Данила Голофаст). Они ждут возвращения из забоя отца, но вернувшийся родитель уже не похож на прежнего: потеет черным потом, молчит, ходит по ночам и не узнает близких. Чтобы отвлечь Малого от трагедии, которую переживает семья, Андрей предлагает брату найти подарок на день рождения, который оставил ему уходящий в забой отец, превратив поиск в увлекательный квест. Когда задания заканчиваются, Андрей придумывает все новые и новые, отчаянно взывая: «Пожалуйста, вернись! Малому нужен отец»…
Стилистически постановка решена с помощью гротеска – режиссеру нравится острая форма. В спектакле Малой – в каске и красном развевающемся плаще – похож на супергероя, а яркий грим и резкие перепады света превращают действие то в жутковатую сказку, то в холодный кошмар. «Гротеск работает с такими темами сильнее», – считает актриса Марианна Ильина, сыгравшая в эскизе маму. А худрук театра Алексей Бородин отметил, что гротеск здесь побеждает: «Если бы его не было, я бы никогда не увидел глаза Антона на контрасте» (Антон Савватимов исполнил роль отца, - прим ред.).
Гротеск, возможно, передает и внутреннее состояние рассказчика – Андрея. Для драматурга Василины Сорокиной это история «про мальчика, который пытается не сойти с ума». Но она и про мир, который пытается таким вот образом не сойти с ума.
Интересным приемом в эскизе является оживление телевизора (Мария Денисова), существующего в инсценировке лишь в начальной ремарке – телевизор смотрит мама. Здесь же он обязательный атрибут жизни, обретающий собственный голос и вводящий зрителей в информационное пространство антиутопического мира Рудашевского-Шкаева: например, поздравляющий вернувшихся ампутантов с Днем забоя.
Кстати, одним из важнейших элементов сценографии эскиза становятся лопаты. Их дарят на день рождения, дети играют в землекопов и мечтают попасть в лагерь «Юный землекоп».
И все же главная роль в инсценировке у отца (Антон Савватимов). Его появление на сцене шокирует – отца вносят в черном мешке. Но в процессе развития сюжета становится понятным, что так режиссер показывает: отец практически мертв Андрей Гальченко же отмечает, что «черный мешок – это тема дыры, которая может отнять тебя у самого себя». Вот она и отнимает отца у самого отца. На протяжении всего действия он не говорит ни слова, а в конце эскиза набрасывается на Малого: «Ты как копаешь?!..». «Должен был взорваться снаружи, а взорвался внутри», – говорит об отце дядя Саша.
Эскиз основан лишь на первом акте инсценировки и заканчивается сценой, когда однажды ночью отец выходит во двор и начинает себя закапывать – настолько сильным видится режиссеру и зрителям его потрясение от собственного поступка в отношении сына. Комментируя книгу перед показом, ее автор поделился тем, что хотел обратить внимание на проблемы в обществе, где «страдание становится нормой». И именно поэтому при постановке спектакля кажется важным в финале оставить зрителям надежду, что черная дыра не поглотит всех нас.
«Любовь сильнее войны»
У команды, состоящей из настоящих корифеев труппы РАМТа, было всего десять репетиций. Главным слоганом их работы стала фраза «Любовь сильнее войны». Именно это утверждают герои документальной повести Ольги Громовой «Вальхен».
На всем протяжении крошечной сценической площадки Черной комнаты – покрытый белой скатертью стол. Спереди и позади него – зеленые растения в деревянных кадках. На скатерти – сценарии (все-таки десять репетиций артистам маловато), на каких-то из них – очки. Воздух наполняется шумом моря и криками чаек.
Когда начинает звучать текст, поражает его документальность, и неспроста – Ольга Громова однажды встретилась в Крыму с настоящей Вальхен, и тот их разговор лег в основу ее повести. Последняя часть книги, вошедшая в инсценировку Ульяны Лукиной, происходит именно в Крыму, на берегу Черного моря. Но обратимся к предыстории.
Весной 1942 года 13-летнюю Валю Титову угоняют на принудительные работы в Германию, теперь она остарбайтер (нем. ostarbeiter — «работник с Востока»). Там девочка попадает в семью Шольцев, которой чужд режим Третьего рейха, и становится фактически членом их семьи. По окончании войны Вальхен уезжает на родину, куда мечтала вернуться во чтобы то ни стало. Спустя 45 лет повзрослевшие дети Шольцев приезжают к своей русской подруге в Крым.
Первую сцену, трогательнее которой, кажется, нет в эскизе, режиссер Антон Маликов решает в игровом ключе. Тиль (Юрий Григорьев), Басти (Андрей Бажин) и Лиз (Вера Зотова) устраивают для Вальхен (Татьяна Веселкина) небольшую шутку: они дурачатся, надев яркие шляпы, пускают серпантин, дудят в дуделки и разыгрывают их первую встречу. «Ты теперь не в лагере!» – хором нараспев проговаривают они. Ну а когда Лизхен достает из своей плетеной корзинки кукол Маму и Папу (голоса Людмилы Цибульниковой и Ивана Забелина), Валя не может сдержать слез. И тут зритель видит: это уже не девочка Вальхен, а Валентина Титова, да и Шольцы взрослы не по годам.
«Когда ты уехала, такая пустота была», – говорит все еще влюбленный в нее Тиль, сжимая ее руку, когда они остаются одни. Однако детскость не покидает их даже в этой более драматичной и размеренной части эскиза. Здесь влюбленные превращаются в молодых и счастливых. Все их движения и прикосновения совершенно детские и наивные. Так же по-детски и наивно они рассматривают свои фотографии, привезенные Тильманом из дома в обувной коробке, а после строят из лего большую башню: она поразительно напоминает грандиозный Дворец Советов – несбывшуюся мечту советского народа. Но совсем по-взрослому Тиль достает из кармана маленькую бирюзовую коробочку с блестящим в свете софитов кольцом, и по-взрослому, но не без сожаления, Вальхен отвечает: «Я не могу все взять и стереть, война ассоциируется у меня и с тобой… Пойми, ты немец, я остарбайтер. Я – русская, ты – немец».
Выбранный фрагмент для эскиза – отчаянный заплыв через озеро воспоминаний: так ведет режиссер своих героев по водной глади их несбыточных мечт, в которых Вальхен и Тильман не могут быть вместе, несмотря ни на что – между ними стоит война, и она в голове Вальхен: это – неизлечимая травма и разит всякий раз без предупреждения.
На обсуждении эскиза многие зрители говорили, что такой сюжет должен громом греметь на Большой сцене: масштаб поможет даже самым маленьким почувствовать трагедию Вали. Однако режиссер выбрал другой путь: детям войну не нужно показывать, о ней нужно беседовать, говорить без пафоса и надрыва, и для такого разговора большая форма не подойдет.
Алексей Бородин же отметил, что «если вторая часть втягивает, то первая выглядит развлечением, и нельзя сказать, что очень заражает, а должна очень заразить подростков», ведь такого рода спектакли «должны приковывать [их] внимание от начала до конца». Поэтому для решения первой сцены важно придумать что-нибудь более убедительное.
Лаборатория продолжается – продолжение следует.
Анна Сливко
Арина Дунаева
Фото Марии Моисеевой
