Двадцатый век – век режиссерского, ансамблевого театра. Новаторские постановки раннего МХТ,  ни на что не похожие пьесы Чехова прославили русскую сцену, превратив имена Станиславского и Чехова в мировые театральные бренды. Получается, что русский театр возвеличен пьесами и спектаклями, в которых нет главного героя, точнее – в котором все герои главные.

Тем не менее, какой бы целостной ни была режиссерская концепция, каким бы слаженным ни был актерский ансамбль, приятно видеть на сцене внятного «Героя». А еще лучше, если их несколько и они чем-то отличаются друг от друга - характером, возрастом, полом. Несколько персонажей, хорошо «оркестрованных», непохожих друг на друга, но исполняющих «одну мелодию» – уж не в этом ли секрет успеха гардемаринов, мушкетеров и отроков во вселенной? А как это выгодно – обеспечить главными ролями сразу многих актеров. Да и зрителю предоставлен целый спектр персонажей на любой вкус. В таком спектакле ему проще выбрать одного себе по душе и полюбить его.
Именно полюбить. Мне кажется, это ключевое слово в театральном искусстве. Конечно, мы, зрители, приходим на спектакль и ради его особого мира, филигранно выстроенного режиссером, сценографом и композитором, и ради захватывающего сюжета, в котором драматург закрутил немыслимую интригу. Но в первую очередь мы приходим в театр, чтобы полюбить кого-то из героев спектакля. И тогда мы с удовольствием следим за ним, его судьбой, за изменениями, которые с ним происходят, за конфликтом, в который он вовлечен, и нам крайне небезразлична его позиция и выбор в этом конфликте. Лет пятнадцать назад ради этой любви сочинялись стихи и создавались рисунки шариковой ручкой на полях школьных тетрадей. Сегодня наши возможности значительно возросли – HTML и ролевые игры по мотивам любимых произведений всегда к услугам нового поколения зрителей. Конечно, времена меняются, но очередь в театральную кассу все не иссякает. И состоит она, в основном, из тех, кого удалось влюбить в Героя.

Так каким должен быть персонаж, чтобы зритель полюбил его? Чтобы можно было назвать его Героем? Кто-то скажет – сильным, кто-то – умным. А как насчет того, чтобы он был красивым? Интеллигентным? Обаятельным? Мужской род прилагательных использован по умолчанию. Можно писать определения и в женском. Еще одна возможная классификация – похожим на меня, на моего любимого, непохожим на моего врага. А может, кто-то признает, что разные люди любят разных Героев?

Однако, в этой работе, наверное, нужно обсуждать не общее мнение, а свое собственное. Мне кажется, для того чтобы персонаж превратился в Героя нужно, чтобы он полюбил. Как просто это произнести. «О-ю-и» плюс минимальные усилия по артикуляции согласных. Всего лишь? Но за этими простыми движениями крошечных мышц – целый мир, в который так хочется уйти. Мир, в котором «нищие и безоружные люди сбрасывают королей с престола из-за любви к ближнему. Из-за любви к родине солдаты попирают смерть ногами, и она бежит без оглядки. Мудрецы поднимаются в небо и бросаются в самый ад из-за любви к истине». А из-за любви к девушке, юноша отказывается от нее. Страшная реальность состоит в том, что лишь избранные, которых мало, погружаются в этот мир, открыв поутру глаза. Большинству же для того, чтобы попасть туда, нужно купить билет в театр, или на худой конец, в кино.

Вот такой критерий «Героизма» – полюбить. А истинная любовь проявляется только, и я настаиваю на этом, – в жертвенности, готовности чем-то поступиться ради любимого человека или – людей. Масштаб жертвы может быть самым разным. Небольшие уступки в повседневной жизни, денежные подношения – самое простое. Сложнее жертвовать собственным комфортом, временем, вниманием. Следующая ступень – убеждения. Еще выше – жизнь. Высшая жертва – Крестная, о которой написано в Евангелии.

Подобная установка порождает массу самых разных коллизий, достойных быть облеченными в форму драматического произведения. Ведь отнюдь не просто поступиться даже малым. Должен быть совершен какой-то нравственный выбор, пройден определенный путь. Например, любимый тобой человек полюбил не тебя. Трагедия? Безусловно. Что сделать? Пытаться воскресить погасшие чувства хотя бы и ценой унижения? Или все оставить и уйти, отказавшись от единственного счастья – просто видеть любимого, слышать его голос, дышать одним воздухом с ним? Или разрешить всё одним фатальным жестом? Мой Герой изберет второй путь. И в этом отношении арбузовская Таня мне интереснее и ближе Карандышева или Отелло.

Необходимость принять жесткое решение, подкрепленное страшными событиями в жизни Тани, «включает» процесс ее преображения, взросления, развития. Если честно, одно из самых больших зрительских удовольствий – наблюдать за развитием персонажей. Заметить, скажем, переход от грубости к нежности, от нежелания понимать что-то – к прозрению, от слабости – к силе, от равнодушия – к любви. И видимым итогом подобного превращения может стать именно жертва. Чем больше преград, внешних и внутренних, преодолевает Герой на этом пути, чем больше усилий прилагает, тем драматичнее и интереснее пьеса или спектакль.

Тяжело решиться пожертвовать чем-либо. Но возможен и другой вариант истории. Представим, что наш Герой так прекраснодушен, что готов все отдать ближним. Ему не нужно совершать над собой колоссальные усилия, чтобы поступиться чем-то. И представим, что вокруг него огромное количество персонажей, с готовностью пользующихся этим. Пусть их требования растут, пусть возможности Героя истощаются. Будет ли он взбешен или раздавлен, научится ли отказывать другим или погибнет, подчиняясь этому давлению? Как изменится его восприятие действительности, отношение к людям? Тоже материал для исследования в пространстве театра.

Самый же трагический мотив – мотив «напрасной жертвы». Герои «Белой гвардии» готовы жизнь отдать за мир, который не существует. Ты уже понял это, а они нет еще – сердце переворачивается. Из этого сострадания рождается и нежность, и любовь, и вдохновение. Недаром многие признают Булгакова любимым автором, а «Дни Турбиных» – любимой пьесой.

В рамках мотива «напрасной жертвы» можно много придумать сюжетных линий. Например, Герой отказывается от чего-то жизненно для него важного, потому что любит. Но выясняется, что возлюбленной это совершенно не нужно. Или он поступается чем-то во имя гуманной идеи, но оказывается не понят и не принят близкими людьми. Или ему приходится жертвовать во имя высшей цели не своим благополучием, а благополучием родных – страшный выбор для человека, но прекрасная основа для пьесы.

Цинично, но это закон сцены. Великому Шекспиру было бы нечего есть, если бы в его пьесах не умирали люди. Сегодня нам хватает крови и в ленте новостей, поэтому совсем не  обязательно проливать ее в спектакле. А вот провести Героя через семь кругов нравственных страданий, поставить его перед жутким выбором – крайне необходимо.

Но вернемся к основному рассуждению. Пора заканчивать его. Хотелось бы резюмировать написанное фразой Евгения Клюева. Странно, но часто другие люди формулируют твои мысли лучше тебя. В одном из интервью он сказал: «Самое высокое в моих глазах – это принести свою жизнь в жертву другому человеку, а самое страшное – разрешить другому человеку принести свою жизнь в жертву тебе. Перед этой дилеммой рано или поздно встаёт каждый из нас. И совершает, таким образом, либо главный подвиг, либо главное преступление своей жизни. Dixi. Больше не распространяюсь».