Газета выпускается Пресс-клубом РАМТа



Актерские вводы в экстремальных условиях

Директор и артисты театра о способах сохранения репертуара во время пандемии

28.05. 2022

Мир, переживший эпидемию коронавируса, уже не будет прежним. Изменения, произошедшие с людьми в период испытаний, коснулись, в первую очередь, алгоритмов поведения и мышления, которые стали более гибкими. Еще пару лет назад было невозможно представить такого количества отмен спектаклей по болезни актера, который – и это было общим местом – не мог не выйти на сцену только в случае своей смерти. Не ожидал театр и ситуации, когда придется делать множество срочных вводов, чтобы удержаться на плаву и сохранить репертуар. О том, как с этим справлялся РАМТ, рассказывают директор театра Софья Апфельбаум и рамтовские артисты.

– Софья Михайловна, скажите, если заболевал артист, было ли у вас какое-то предписание, как действовать, и как вы действовали?

Протоколов никаких не было, кроме предписания Роспотребнадзора всех изолировать. Это сложно выполнить, потому что артисты в любом случае со всеми в какой-то степени общаются, особенно в густонаселенных спектаклях. И если бы эти требования выполнялись дословно, то, по идее, все театры должны были просто закрыться, так как изолировать всех невозможно. Хотя мы максимально старались. Репетиции проводили в разных помещениях, чтобы люди не пересекались массово друг с другом. Мы даже разрабатывали для них различные маршруты, благо у нас в театре много всяких входов-выходов.
Когда артист заболевал, возникали большие проблемы, потому что до пандемии Алексей Владимирович (А.В.Бородин, художественный руководитель театра – прим. ред.) не приветствовал два состава. Это была его установка. У нашего театра еще такая особенность: в репертуаре очень много спектаклей и они идут достаточно редко. Поэтому, если на каждую роль делать два состава, то люди будут нечасто играть – а так и роль забывается, и качество страдает. И в допандемийные времена мы старались спектакли заменять, если артист серьезно заболевал.
Но с наступлением пандемии из-за повальной заболеваемости мы поставили перед собой задачу сохранить репертуар. И от этого количество вводов в каждый спектакль зашкаливало.

– Каким было самое большое количество вводов в одном спектакле и закрепились ли потом сыгранные роли за новыми артистами?

– Наш собственный рекорд был на гастролях в Цхинвале в мае прошлого года: порядка десяти вводов. Из них только несколько плановых. И мы вроде как этим гордимся, но повторять не рекомендуем, потому что это очень тяжело.
Еще у нас была установка, что все, что сделано в пандемию, остается в пандемии. Артист ввелся срочно, и мы ему благодарны, что он выручил театр. Есть только единичные случаи – например, «Чехов-GALA» где Алексей Мясников исполнил роль Алексея Веселкина, и она за ним закрепилась. Но нам важно, чтобы за артистами сохранялись их роли.
Вводы – это, конечно, примета времени, но для художественного уровня не очень хорошо. С одной стороны, такие ситуации всех держат в тонусе, а с другой, стресс для актеров, когда нужно, например, за ночь ввестись. И в целом мы рады, что сейчас этот период прошел и все вернулось на круги своя.

– Когда заболевал артист, можно было отменить, заменить спектакль или заменить актера. Какой вариант рассматривался первым и почему?

Как поступать в случае болезни актера, зависит и от его роли, и от спектакля. Вариант замены рассматривается, если роль позволяет, и кто-то успевает ее выучить, и если это приемлемо по художественному уровню. Так процентах в 80-ти мы и поступали.
Второй вариант – это перенос спектакля, если позволяет уровень продаж. Вот, допустим, в апреле мы играли очень много январских спектаклей. В том числе, «Сына», которого перенесли из-за болезни актрисы. Это спектакль, который вряд ли можно чем-то заменить, потому что люди идут конкретно на него. И самое интересное, что большую часть билетов не сдали.
Раньше для нас было чем-то из ряда вон выходящим, когда мы отменяли или переносили спектакль, а сейчас, мне кажется, зритель к этому тоже привык. И мы уже не найдем спектакля, в котором ввода бы не было.

– Вопрос о переносе решал режиссер?

Художественный руководитель совместно с режиссером.
А вот отмена – это самый последний вариант и их мы пересчитаем по пальцам одной руки. Алексей Владимирович всегда говорит, если зрители приехали, надо что-то уже показывать – поэтому лучше спектакль заменить.

Кто решал, какой актер выйдет вместо заболевшего, и кто осуществлял ввод?

В лучшем случае режиссер, который ставил этот спектакль. Как, например, Александр Хухлин вводил в «Метель» Вику Тиханскую. Бывает, что актеры сами вводят – те, которые в спектакле с самого начала и обладают режиссерскими задатками. А иногда мы срочно высылаем видеозапись, человек смотрит мизансцены, учит текст и потом перед спектаклем по возможности проходит свои сцены. Кстати, самая большая проблема в том, что не всегда есть возможность и время пройти сцены на площадке. В том же «Я хочу в школу» много мизансцен, которые связаны с движением, танцами. А свободной сцены, где физически можно прорепетировать, нет, потому что до этого идут другие спектакли, разбираются декорации и ставятся новые.
У нас в декабре был спектакль «Ромео и Джульетта», в котором сделали четыре ввода, и это было очень тяжело, но мы его не отменили, потому что режиссер посчитал, что актеры справятся. Но когда заболела Маша Рыщенкова, то мы предпочли спектакль перенести, потому что режиссер не был готов к замене – для него роль феи Мэб ключевая в спектакле, и он сказал: «Никто другой это сыграть не сможет».
Нет, это ужасный стресс и страшно, но по-хорошему и тренинг для актеров. И у нас очень много ребят, которые на раз это делают. А кто-то отказывался, и мы это тоже понимаем, потому что у всех разная психофизика.

Изменилось ли отношение театра к заболевающим артистам после коронавируса?

– Сейчас уже нет такого вала заболеваний, последний был в начале февраля и пришелся на репетиции «Души моей Павла». А отношение действительно изменилось. В прежние времена если была температура у человека – ну ничего страшного, сыграет, потому что спектакль – это святое. Сейчас мы совершенно по-другому относимся, и я всем говорю: «Ребята, не надо никакого геройства и жертв, потому что главное – здоровье». И при первых симптомах мы сразу говорим: «Пожалуйста, иди домой» или «Сиди дома, не приезжай, что-то придумаем». Хотя раньше чуть ли не со сломанной ногой доигрывали спектакль. И это всегда приветствовалось, а самым страшным было на спектакль не прийти.

Многие театры отменили QR-коды и маски, но кто-то принципиально оставил, какая политика на этот счет у РАМТа?

– В Москве QR-коды отменены, и вас уверяю, ни один театр по своей воле их не проверяет. Что касается масок, то это исключительно индивидуальное желание человека. Мы их наличие тоже не проверяем, но видим, что есть зрители, которые продолжают носить маски, и приветствуем это. У нас остались санитайзеры в фойе, мы проветриваем помещения, то есть все меры безопасности, которые вводили, оставили. Для нас главное, чтобы все были здоровы и коллектив сохранялся.

Дарья Семенова: «Душа требует подвига!»

Вводы в спектакли: «Ромео и Джульетта» (Капулетти, мать Джульетты), «Фото topless» (Юля, сестра Киры), «Горе от ума» (Софья), «Денискины Рассказы» (Марья Петровна).

– Ввод в «Ромео и Джульетту» случился в день спектакля. Честно говоря, это была немножечко катастрофа, потому что «пьеска-то в стишках», а еще там драка и всякие переходы. Когда мне прислали текст, мы созвонились с Рамилей (Рамиля Искандер, исполнительница матери Джульетты Капулетти – прим. ред.) и возникла проблема с партитурой: [во время репетиций] много чего поменялось, где-то текст убрали, что-то куда-то перенесли. Много времени было потрачено на то, чтобы сверить текст, а потом мне уже пора было на сцену. Мои партнеры – Андрей Рыклин, Александр Гришин, Ирина Низина – мне все показывали, в итоге я поняла, что время уже шесть часов и я не успеваю выучить текст. Тогда они говорят: «Может, ты с папочкой будешь ходить?» Я думаю, а, может, с телефоном? Но там была такая идея, что нельзя ходить с телефонами: иначе почему не позвонить в Мантую, зачем посылать гонца? Тогда мы позвонили Егору (Е.Перегудову, режиссеру спектакля – прим. ред.), и он сказал: «Делайте, что хотите!». В итоге я сфотографировала текст и все время ходила с телефоном, даже не отрываясь от него. Но я бы так не хотела больше, это очень страшно.
В «Фото topless» я вводилась за день, то есть у меня была ночь, я могла посмотреть видео, поучить текст, поговорить с человеком, который болел и меня вводил. Но там как раз все с телефонами, можно было подглядеть.
Роль Софьи в «Горе от ума», это, конечно, счастье. Я понимаю, что немножечко уже в другой весовой категории, для меня это «можно еще тряхнуть стариной, вспомнить, как я такое делала десять лет назад». У Тани Матюховой было веселее, потому что ей все-таки дали наушник и подсказывали текст (Т.Матюхова исполняла роль Лизы, которую в спектакле играет Д.Семенова – прим. ред.). Время от времени она делала так: «Светает!.. ауза) Ах… как, скоро ночь минула!» То есть там была какая-то параллельная жизнь, но никто же не знает, как должно быть. Она будто была в своих мыслях, это было очень классно!
Костюм у меня был Иринин (И.Таранник, исполнительницы роли Софьи – прим. ред.), мне надели каблуки, просто чтобы не подшивать и не портить чужой костюм, поэтому я во что влезла, в том и играла. В этой авральной ситуации находится не только артист, который вводится, а все: партнеры, режиссер, службы. Танюшке – подшивали мой костюм, потому что ей он был совсем велик. И я за нее даже больше переживала, чем за себя, потому что я все равно все знаю. У меня есть бесполезный талант № 78: я помню все, что не надо. Спектакли, в которых занята, я знаю наизусть, потому что они на слуху, а у меня память музыкальная. Роль Софьи осталась за мной, но по технической необходимости – если будет такая ситуация, что Ира не сможет или заболеет не дай бог. Пока я только один раз сыграла – и спектакль выручила, и сама получила удовольствие, но не настаиваю на том, что должна играть.
Ну а экстремальнее всего я вводилась в «Денискины рассказы»: я была на гастролях с антрепризой, и после спектакля мы ехали в поезде, а я учила текст. Так нервничала, что пришла в театр в 8 утра, то есть сразу с поезда, а спектакль дневной был в 15 часов.
Вводы – это подвиг, а душа требует подвига! Это же такая проверка на вшивость, но радостная проверка, насколько ты вообще профессиональный человек. Тут же первая задача – все сказать и – это самое важное – никому нигде ничего не подпортить. А вторая задача заключается в том, чтобы еще и сыграть, чтобы сказать свое слово. Да, в этот момент ты на нервяке, но какой же это кайф!

Алексей Мясников: «В этой ситуации выхода не было»

Вводы в спектакли: «Ромео и Джульетта» (Монтекки, отец Ромео), «Том Сойер» (Марк Твен), «Чехов-GALA» (Шипучин, «Юбилей»).

– В этой ситуации выхода не было: отмены во всех театрах Москвы, и только мы стараемся не отменять, потому что зрители пришли, и я играл.
Из моих вводов лишь роль Шипучина была у меня на слуху: я играл в этом спектакле Нюнина и хотя бы представлял, о чем речь. «Ромео и Джульетту» я видел только в день премьеры. Можно было отказаться, но вводились все. А на самом деле это огромный стресс. Да, для нас это профессия, но невозможно выучить все за день! Даже за два дня, как например «Тома Сойера». Но Бородин сказал: «Надо играть». Тут я отказать не смог.
«Тома Сойера» я начал учить, по-моему, за сутки, но у меня были еще спектакли и какие-то дела. Тогда я понял, что не сделаю это и играл с «ухом» (с наушником – прим. ред.), мне подсказывала Татьяна Веселкина. Хотя я знал свои сцены, но понимал, что в каких-то монологах просто запутаюсь: вроде выучил, но сцена и зрители – это стресс.
Ввод – огромная ответственность на самом деле: это не кино, нельзя ничего сыграть заново, если ты забудешь и остановишься – все.
В «Ромео и Джульетте» я вроде и драку выучил, но в конце нашей прекрасной сцены забыл текст. Тут ни «уха» не было, ни помощника – ничего, и Диана Морозова – это жена моя по спектаклю – подошла ко мне, ждет моей реплики и говорит: «Что ж ты молчишь-то?» В общем как-то мы выкрутились, слава богу, небольшая была роль.
Артисты любят вводиться и это для них адреналин, если у них прекрасная память. У меня же память зрительная: когда увижу – могу много лет это помнить. А вот кто-то учит сходу и потом забывает, но я не такой.
А как Баландин (Денис Баландин, артист РАМТа – прим ред.) вводится! Он у нас в «Любовь и смерть Зинаиды Райх» вводился, я бы вот не решился. Вижу, человек волнуется, но в то же время абсолютно спокоен. Он артист в этом плане лучше, чем я, и может все очень хорошо сделать, у него абсолютная память какая-то.
Кто-то любит такие стрессовые ситуации, но я считаю, что любить это достаточно странно. Лучше уж чтобы было как положено, но вот такие у нас были испытания в этот ковид.

Иван Забелин: «Артист может не выйти на сцену только в случае своей смерти»

Вводы в спектакли: «Северная одиссея» (Американский летчик; Митренко, Американец с бейсбольной битой), «Ромео и Джульетта» (Парис, родственник князя), «Любовь и смерть Зинаиды Райх».

– Ковид не такой страшный, как нам его малюют. И сегодня это плодит огромную инфантильность среди молодых людей: на курсе в ГИТИСе, где я сейчас преподаю, третий раз отменяется дипломный спектакль, потому что студент заболел, это неправильно. Так не может быть, ведь зрители приходят, платят деньги. Поэтому здесь у меня довольно жесткая позиция.
В «Северную одиссея», где я играл американского полярника за Виталика (Виталия Тимашкова – прим. ред.) и роли Артема Штепуры, я вводился за день до спектакля и учил текст на украинском. Но я обожаю вводы. Я быстро учу текст, вхожу в материал, и на сегодняшний день мне интереснее впрыгнуть в уже готовый рисунок, который я буду наполнять, оживлять. При всех срочных вводах я не был в спектакле, и это интереснее всего.
Узнавал накануне, мне звонили из реп. части и говорили: «Ты завтра играешь вот это вместо того-то». Отказ театру я не рассматриваю, это же моя работа. Зачем я учился? Зачем диплом получал? Мы же профессионально делом занимаемся, это не хобби, не кружок по интересам, не какое-то увлечение, а работа, я ее делаю, мне за нее деньги платят.
В спектакле «Любовь и смерть Зинаиды Райх» была большая роль, но там было и больше времени, репетиция в день спектакля и за день до, но и текста много. Меня вводили артисты, они знают спектакль изнутри: все поворотики, переходы, всю-всю мелочь. Там очень много закулисной жизни: в колокольчик ударить или по ксилофону, порвать бумажку. Огромное спасибо Леше Мясникову, Даше Семеновой, Леше Боброву. Помогали все вместе. Это очень приятное ощущение, когда вдруг раз – и все играют с тобой и так концентрируются, что получается единение, которое мне так нравится. Это происходит зачастую только на премьере и на таких срочных вводах. Обычные вводы я тоже люблю, в последнее время репетировать не всегда бывает интересно.
С костюмами пока везло. Актера стараются подбирать и по типажу, чтобы внешне смотрелось убедительно, и, конечно, по возможностям. А так в театре всегда есть подбор костюмов. Поэтому на «Зинаиде Райх» у меня было все из подбора, кроме одной куртки и пиджака, они довольно свободного размера.
Самая экстремальная роль была в «Ромео и Джульетте», конечно. Потому что спектакль сложный, еще и большая драка в конце. Там очень много движенческого материала и текст в стихах. В прозе у тебя всегда есть место для вольности, а у Шекспира близко по мысли уже не скажешь, да еще и перевод Сороки, а не привычный, который у всех на слуху. ТИбальда одного попробуй запомни, что он не ТибАльд, как мы привыкли. Еще спектакль и технически очень сложный: выходишь, а к этому свету ты не привык. Но это был единственный ввод, когда я не волновался вообще, не знаю почему.
Справлялся без «уха» – своей памятью, там не настолько большой объем. Это не так героически, как у Леши Мясникова, который в «Приключениях Тома Сойера» выходит рассказчиком, там, конечно, «ухо» нужно. Или у девчонок наших в «Горе от ума», где объемы, которые невозможно поднять за сутки, какая бы память ни была. Поэтому мне полегче было, конечно.
После ввода режиссер оставил меня в составе спектакля «Любовь и смерть Зинаиды Райх», в «Ромео и Джульетте» я не остался, но там изначально так и договаривались.

Татьяна Веселкина: «Испугаться я не успела, я обрадовалась»

Ввод в спектакль «Чехов-GALA» (Мерчуткина, «Юбилей»).

– Система вводов в театре была всегда. Выпускают спектакль в одном составе, и это самоценно, очень индивидуально, выборочно, человек репетирует, репетирует, репетирует, а потом случаются беременности, уходы из театра, не говоря уже о трагических событиях.
Бывают ситуации аховые, когда ввод нужен срочно. И раньше это было из ряда вон выходящим и экстраординарным. Кто-то из артистов ко вводу готов всегда; в принципе, мы все находимся в состоянии быстрого реагирования. И если ты внутри спектакля, ты способен это осуществить с большей степенью включенности. Здесь срабатывает память и умение мобилизоваться в быстрый момент. А дальше – взыгрывает актерский темперамент, актерский организм, и он иногда бывает очень даже счастливым, непредсказуемым, интересным и внутри себя, и со стороны.
В период пандемии мы столкнулись с тем, что стало нельзя приходить и заражать всех остальных, потому что идет волна. И вдруг стали делать замены на большие роли, что редкость все-таки. И сначала это было испытанием.
В спектакль «Чехов-GALA» на гастролях в Южной Осетии нас пятеро ввелось. То, что мы были на гастролях, может быть, немножко уменьшало ответственность, потому что в Москве на спектакль некоторые ходят постоянно, и им есть с чем сравнивать. Зритель на это ведь очень чуткий, кто-то даже сидит и ищет отличия.
В этом смысле ситуация гастролей – не скажу безответственнее, потому что очень важно, чтобы спектакль состоялся в своем наилучшем виде, чтобы это был подарок. Но там зрители не видели спектакля раньше, и они реагируют на то, что перед ними в настоящий момент. И надо сказать, он прошел очень вдохновленно. Мы были расслаблены прекрасной атмосферой: гуляли в горах, собрались, отрепетировали и вдохновенно сыграли.
Подключиться к спектаклю я была бы рада еще на премьере. Знаете, у актеров внутри так перещелкивает, когда вывешивается вдруг объявление: будут ставить то-то. И иногда внутри рождается чувство «ох, какая интересная штука, как бы хорошо…» Но там уже было две исполнительницы прелестных – Таня Матюхова и Оксана Санькова.
Это грандиозный, настоящий, глубокий материал. Алексей Владимирович (А.В.Бородин, режиссер спектакля – прим. ред.) его ставил и все время говорил: не относитесь к этому, как к легким шутейным историям, мы играем больших чеховских персонажей, в этом спектакле пересекаются в более концентрированном виде те же герои, что в «Вишневом саде» и «Трех сестрах», его глубочайших пьесах. Мне удивительно нравится Чехов, я с удовольствием бы на самом деле сыграла, ну вот и случилось вдруг это предложение. Испугаться я не успела, я обрадовалась.
Узнала я об этом за неделю до отъезда. Было несколько репетиций – в принципе, время было. Но, понимаете, «Чехов» – это до партитуры разобранный спектакль, там, кроме того, что надо родить эту роль, характер, настолько плотно переплетены чеховские истории, что нельзя помешать остальным. Все как по нотам, все должно быть вовремя, самые мельчайшие реплики, и можно просто разрушить тончайшую структуру, кружево спектакля, а этого нельзя было позволить.
Вводила нас всех по отдельности Инна Ивановна Савронская, потом был прогон в фойе с Алексеем Владимировичем. И изначально мы еще встретились с Таней, прошлись по всей партитуре. Она не болела, нет. У нее здесь в Москве были спектакли.
В итоге я осталась в составе, но мы с Татьяной изначально об этом договорились. Мне было важно, чтобы ей это было удобно, и я осталась с удовольствием.

Сергей Чудаков: «Это царапина на скрижалях моей памяти»

Ввод в спектакли: «Чехов-GALA» (Ревунов-Караулов), «Ромео и Джульетта» (Капулетти, отец Джульетты; Лоренцо, священник).

– Замен было три. Одна трагическая, когда ушел Юлик (Юльен Сергеевич Балмусов ушел из жизни в мае 2020 года – прим. ред.). Алексей Владимирович сказал, что я буду играть Ревунова-Караулова, и у меня были большие сомнения по поводу колоссальной возрастной разницы между мной и персонажем. Но он сказал: «Будь собой», – что я, собственно говоря, и делал.
И знаете, с этой ролью у меня до сих пор роман, потому что если в начале я был одним, то потом понял, что тот я, который влез в эту шкуру, идет немножечко поперек спектакля. Сейчас я пытаюсь найти в себе компромисс между моим возрастом, моим видением роли и теми задачами, которые ставятся в этом спектакле. И в последних спектаклях, мне кажется, я нашел золотую середину. И Алексей Владимирович сказал, что правильным путем иду. Это роль, которая ко мне пришла и от меня не уйдет. И слава богу, я очень люблю ее.
Но были два ввода одноразовых, которые, к сожалению, не продолжаются – в спектакле «Ромео и Джульетта». Когда был первый, в час дня мне позвонил Егор Перегудов и сказал: «Сереж, у нас сегодня Тарас (Т.Епифанцев, актер РАМТа – прим. ред.) заболел, не можешь ли ты вечером сыграть священника?» Я говорю: «Егор, а мою роль?» – «Ну ты и свою сыграешь, и священника». Одновременно, да. В тот момент я понял, что если сейчас скажу «нет», то изменю своему пониманию актера, который готов ко всему, потому что я в этом спектакле давно играю, знаю разбор, трактовку персонажей. Это решение было принято мгновенно, я сказал: «Да, я готов, мне нужно только связаться с Тарасом, чтобы узнать нюансы роли, выходы, какие-то внутренние вещи, которых я не знаю». И вот с часу дня до семи, то есть прошло шесть часов, я выучил 60 процентов текста в переводе Осии Сороки. Я играл, конечно, с «ухом», и замечательный помощник режиссера мне диктовала текст.
Это была какая-то такая удивительная авантюра, в которую я влез, но ни секунды не жалею, что это со мной случилось. Понимаю, что у меня получился совершенно другой священник, не тот, которого играет Тарас, но мне он дорог, близок, потому что в нем был конфликт. Он действительно имеет отношение к Богу, но понимает, что вступает в сделку с дьяволом, с судьбой, еще с чем-то, не полагаясь на божественный промысел, провидение: а вдруг прокатит? Он понимает, что нарушает какие-то заповеди, подталкивает человека к мнимому самоубийству, но оправдывается внутри, и это, конечно, очень здорово. Я навсегда запомню этот ввод, это царапина на скрижалях моей памяти.
Второй ввод в этот спектакль был, когда мой друг Саша Гришин, который играет Капулетти, заболел, и Егор говорит: «Давай». – «А мою роль?» – «Ну вместо тебя кого-нибудь введем».
Я уж не знаю, как вводился на мою роль Олег Зима, но мне вдруг стало очень интересно, а как чувствует себя человек по ту сторону баррикад? (С.Чудаков постоянно исполняет в спектакле роль Монтекки, отца Ромео– прим. ред.). Понятно, что у меня роль небольшая, я выхожу в начале и в конце, позиционируя конфликт, но что происходит там, в той стороне? Зная ситуацию в своем лагере, мне было интересно это понять. А там тоже борьба, некая данность социума, в котором человек вынужден соблюдать статус, поддерживать свое положение и ради этого жертвует счастьем дочери, и, безмерно ее любя, говорит, что все-таки будет по-моему. Вот этот внутренний конфликт мне тоже было очень интересно найти в себе, проанализировать и сыграть.
Конечно, я желаю, чтобы все были здоровы. Но, тем не менее, благодарен судьбе, что она подарила мне эти роли. В любом случае артист – тот человек, который, как солдат, по команде «тревога» должен встать, надеть сапоги, форму и пойти в бой. Театр – общее дело, ты должен ввестись, но при этом найти в себе что-то такое, что тебе было бы интересно, что бы тебя будоражило, грело, волновало. Это уникальная возможность выйти и сделать то, что ты никогда не делал, и сделаешь ли?

Евгения Белобородова: «Это огромная честь, но и некое испытание»

Вводы в спектакли: «Барышня-крестьянка» (Лиза Муромская), «Кролик Эдвард» (Сара Рут, Собака Люси, Мама Абилин, Лолли), «Чисто английское привидение» (Вирджиния).

– Самый экстремальный ввод был в «Барышню-крестьянку». Потому что нет видео спектакля, которое можно было бы посмотреть. Еще он случился накануне ввода в «Кролика Эдварда», когда уже мозг устал, но надо было за ночь все осмыслить, подучить партию Марианны (М.Ильиной, исполнительницы роли Лизы – прим. ред.), а свою отдать девочкам. Я пришла поздно вечером и села за тетрадку, все выписала, проштудировала, где какие переодевания, диалоги, и утром было очень сложно соображать. Хотя это малая форма, и я там играю.
Я не была уверена, когда Егор Перегудов (тогда главный режиссер театра – прим. ред.) сказал про ввод, но спектакль получился какой-то бомбический. Мы смеялись, зрители смеялись, у меня там куча каких-то накладок было, но мы все так феерично обыгрывали! В общем, этот ввод был и самый сложный, и самый веселый. Моя мечта была сыграть Барышню-крестьянку, и тут она сбылась! Один раз, но это произошло.
У нас еще в связи с ковидом была ситуация в этом спектакле, когда Вера Зотова заболела, и мы не стали его отменять, а взяли ее роль на себя. Нас с Ирой Низиной (И.Низина, В.Зотова и Е.Белобородова – исполнительницы ролей вышивальщиц в спектакле – прим. ред.) Кирилл Вытоптов (режиссер спектакля – прим. ред.) спросил: «Сыграете?» Мы минут 15 подумали, справимся или нет, и прямо ночью сели, все по полочкам разложили и поделили все ее партии: где Вера запевает, где фламенко танцует, заменили одну песню. Но это было менее экстремально, хотя время ночное затратили и подустали. Зато на спектакле у нас было такое напряжение, мы постоянно друг за дружку цеплялись, это было очень интересно и сконцентрированно.
В таких заменах, когда ты знаешь мысль, можно что-то своими словами сказать, если текст не стихотворный. А вот самое тяжелое – это реквизит: где что подать, где что взять, чтобы не подставить никого. Особенно в «Сказках на всякий случай» – там не дай бог какой-то предмет не вернуть на место или не туда положить! В следующей сказке человек мечется и спрашивает: «Кто видел мои очки?» И эти мелочи для меня важнее.
С «Кроликом Эдвардом» вообще интересная для меня история. Когда ты в этом мире уже много лет (Е.Белобородова постоянно исполняет в спектакле роли Абилин, старухи на огороде и официантки – прим. ред.) и вдруг попадаешь в мир в параллельный, то понимаешь, как интересно то, что с тобой рядом! Вот ты был занят только собой, своими переодеваниями, выходом, а других, оказывается, тоже есть свои сложности. Мне очень понравилась роль Саши Аронс, потому что у нее там тоже продыху мало. Для меня самый интересный кусочек был, когда она – Лолли – выходит к родителям и выкидывает кролика. У меня это получилось, и даже Рузанна сказала: «Это гениально! Надо девочкам сказать!»
В срочных вводах, я заметила, нет такого волнения, как перед премьерой, там только дикая концентрация: все сделать, все сказать, никому не помешать, нигде не накосячить, не подставить партнеров. Есть какое-то ощущение, что ты в боевых условиях, что должен выйти на поле боя. Нужно четко и выверенно выполнить задачу, чтобы ничего не рассыпалось.
А когда я ввелась и потом стала постоянно играть Вирджинию, там началось через три спектакля: «Ах, у меня же было совсем другое ощущение». В «Привидении» я продолжаю играть в очередь с Анюткой Тараторкой, а Барышня-крестьянка у нас есть и не нужна другая. В «Кролике» тоже все на своих местах.
Мне было очень приятно, что мне доверяют так срочно выйти на сцену, и это же большие роли, так что для меня это огромная честь, но и некое испытание, как, наверное, для всех. Мне это по нраву. Конечно, не в таком режиме, когда у тебя на следующий день еще какой-нибудь «Зимний лед», а потом «Я хочу в школу» или «Мушкетеры», но в нормальном режиме это мне очень нравится. Потому что ты проверяешь способности свои актерские. И нет такого, чтобы ты себя зажимал, а наоборот практически на 100 процентов являешься в эти моменты собой.

Подготовили Ольга Бигильдинская и Ксения Варлыгина

Фото Марии Моисеевой

 

наверх