Газета выпускается Пресс-клубом РАМТа



Откровение Стэнли Крамера

Кинопоказ художественного фильма «Нюрнбергский процесс» в Еврейском музее

1.11.2014

22 октября в Еврейском музее и центре толерантности прошел кинопоказ знаменитого фильма Стэнли Крамера «Нюрнбергский процесс». Показ был организован в рамках образовательной программы к спектаклю «Нюрнберг». После просмотра состоялась небольшая дискуссия с участием режиссера спектакля, художественного руководителя РАМТа Алексея Бородина и актеров Вячеслава Николаева, Андрея Сорокина, Виктора Цымбала и Александры Розовской. Ведущим встречи выступил историк кино Евгений Марголит.

«Я всю жизнь занимаюсь советским кино, но сегодня пришел на эту встречу как представитель того поколения советских граждан, для которых кинематограф американца Стэнли Крамера оказался действительно откровением», – этими словами открыл вечер Евгений Марголит и рассказал перед просмотром немного о фильме.

Фильм «Нюрнбергский процесс» был снят в 1961 году на независимой студии режиссера Стэнли Крамера и выдвинут на премию «Оскар» в 11 номинациях. Две из них оказались победными – приз за лучшую мужскую роль получил Максимилиан Шелл, сыгравший адвоката Ганса Рольфа, а приз за лучший адаптированный сценарий был вручен Эбби Манну. По мнению кинокритиков, «Нюрнбергский процесс» – лучший американский фильм всех времен в жанре судебной драмы. Картина основана на реальных событиях – в частности, малом Нюрнбергском процессе, происходивших в послевоенные годы в западной оккупационной зоне. Именно по этому сценарию в РАМТе поставлен спектакль. На вопрос, почему театр обратился к этой теме и как в ней существует, попытались ответить режиссер и актеры после просмотра.

Алексей Бородин: Это потрясающий фильм со всех точек зрения: великолепный сценарий Эбби Манна, режиссерская работа Стэнли Крамера, игра актеров. Мне кажется, что все эти люди, участвовавшие в создании фильма, были счастливы, потому что были уверены в том, что их услышат и поймут. Они знали, что все это кому-то пригодится. Сейчас такой уверенности нет. Люди не слышат этот колокол, а если и слышат, то не понимают, по ком он звонит. Именно поэтому нам захотелось снова вернуться к этому сценарию и посмотреть на него нашими глазами. Было такое ощущение, что мы обязаны это сделать, должны продолжать об этом говорить. И то, что сегодня пришло столько людей на эту встречу, говорит о многом. Мы продолжаем жить, сопротивляться и не соглашаться.

Вячеслав Николаев: Этот спектакль начал репетироваться еще до майских событий. Мы сидели у Алексея Владимировича в кабинете и разбирали материал. У меня сразу возник вопрос – а для чего все это? Сейчас, посмотрев этот фильм и сыграв в спектакле, я понял. Судья в фильме говорит такие слова: «Я не вижу, но я хочу понять». Я не слышу, но я столько прожил, что мне хочется узнать настоящую истину. В этом и есть звучание нашего спектакля и этого гениального фильма, который многим покажется долгим и незаразительным, но в этой медленности есть пульс истинной жизни.

Александра Розовская: Я хочу поделиться своими ощущениями от нашего спектакля, говоря от имени актеров массовых сцен. Мы испытываем огромную ответственность за материал. Казалось бы, выйти в нескольких сценах, не имея какой-то основной роли, не требует никаких затрат. Но я могу вас уверить, что в конце спектакля мы все чувствуем себя, как выжатый лимон. Такая серьезная тема находит искренний отклик в наших сердцах и душах. Мы честно выдерживаем крупные планы, про которые нам постоянно говорит Алексей Владимирович, от этого играть очень тяжело. И это доказывает нашу степень неравнодушия к данному материалу. Это история, которую ты можешь только понимать, потому что ты не жил в то время. Ты можешь читать книги, смотреть фильмы, изучать материал. Но для нас – это наш спектакль. Он настолько находит отражение в сегодняшнем дне, что эта история становится для нас чем-то большим, мы не только понимаем ее головой, но и ощущаем на физическом уровне.

Евгений Марголит: Бывает состояние, когда организм перестает бороться с болезнью и человек сам из больного превращается в болезнь. А происходит это, наверное, когда человек испытывает наслаждение, и вполне объяснимое, ведь его избавляют от ответственности, или, как сказал Гитлер, я освобождаю вас от химеры совести. Андрей, Вы играете подсудимого Фридриха Хоффштеттера, как Вы считаете, не испытывает ли Ваш герой удовольствие от того, что ему все позволено, ведь за него все решили и ему нужно всего лишь подчиниться?

Андрей Сорокин: Как артист я думаю о том, как действует мой персонаж. И если мы играем с пониманием, что пройдет 5 лет и нас всех выпустят на свободу, то это является, наверное, победой. И я играю победу.

Евгений Марголит: Виктор, возьмем Вашего героя, доктора Вика, который ушел со своего поста, отказавшись служить нацистскому режиму. В ходе допроса адвокат сказал, что если бы доктор, а с ним и остальные, отказались бы приносить присягу, может быть, Гитлер тогда бы и не пришел к власти. Как Вы считаете, нет ли здесь действительно вины людей, которые понимают происходящее и отстраняются, но не восстают? Ведь картина о том, что, может, виноват народ, а не подсудимые-судьи, служащие нацистскому режиму. Справедлив ли упрек адвоката Ганса Рольфа?

Виктор Цымбал: Мы всегда, когда стоим перед выбором, задумываемся над тем, что будет дальше за этим поступком. Если говорить о персонаже Вика, то необходимо понимать, что он до 1935 года долгое время был министром юстиции Веймарской республики. Естественно, он понимал, что партия и люди в ней несут какую-то идеологию, которую нужно было принимать или не принимать. И тут не совсем понятно, как он отказался от должности министра: добровольно или принудительно. Когда начинаешь об этом думать, выходя на сцену, то определяешь для себя, что, скорее всего, он сам ушел и поэтому он как бы отстраняется, хотя сам же и принимал присягу, а значит, работал на Гитлера. А когда он ушел, то приобрел некое достоинство, с которым пришел на этот суд в полной уверенности, что не замарал свою честь. Только в ходе допроса приходит понимание того, что если ты уже один раз свернул не в ту сторону, то за это нужно нести ответственность.

Евгений Марголит:  Возвращаясь к фильму, я хочу сказать, что самое удивительное в том, что этот американский режиссер оказался невероятно востребован в Советском Союзе на протяжении нескольких эпох. Когда вышел фильм «Нюрнбергский процесс», Фридрих Эрмлер, один из начинателей советского кинематографа, к тому времени уже классик кино, автор действительно великих картин 20-х годов, в одном из своих выступлений заявил: «Я до сих пор не понимаю, почему этот фильм снимаю не я, советский режиссер, лауреат Сталинских премий, коммунист с полувековым стажем, а американский режиссер». Алексей Владимирович, Вам не кажется, что картина про то, как чудовища возвращаются, не может устареть? Что сюжет до сих пор злободневен?

Алексей Бородин: Настоящее искусство никогда не устаревает. То, что мы сегодня видим на экране – это сильно действующая картина, сделанная с огромным мастерством и смыслом. Я думаю, что сегодня никто не способен снять что-то подобное. Зато мы можем поставить что-то свое, что мы и попытались сделать.

В заключение вечера, подводя черту, прозвучали зрительские слова благодарности: «Мне кажется, что фильм Стэнли Крамера и спектакль Алексея Бородина заставляют каждого из нас задуматься над тем, что бы сделал я на месте тех подсудимых. Один человек бессилен. Но если я, плюс я и еще я, то, наверное, вместе мы сможем многое. Большое спасибо за этот вечер!»

Напоминаем, что следующее мероприятие проекта состоится 5 ноября. Лекцию «Образ тирана: развенчание зла» прочтет  доцент Факультета истории, политологии и права РГГУ, кандидат филологических наук Мария Штейнман.
Подробности и контакты для регистрации здесь.

Олеся Мойса

 

 

наверх