Пьеса Роланда Шиммельпфеннига (перевод Петра Розенфельда).
Режиссер – Егор Перегудов.
Художники – Анна Федорова, Евгений Виноградов.
Знаете ли вы, как появляются черные дыры? Они возникают из огромных звезд –сверхгигантов. Сначала звезда расширяется, растет, пока не достигнет некоторой критической массы и не израсходует водородное «топливо» внутри. И тогда звездное вещество начинает опадать, притягиваться обратно к ядру. Звезда стремительно уменьшается, а плотность и энергия ее растут. Потом происходит коллапс, «схлопывание», и на месте прекрасного некогда светила остается колоссально тяжелое «нечто» с мощным гравитационным полем, которое затягивает все космические тела, имеющие несчастье оказаться рядом, увлекая их в пронзительно тихое небытие. Однако не все звездные гиганты становятся черными дырами. Некоторые взрываются (так называемый «взрыв сверхновой»), освобождаясь от львиной доли своего вещества и щедро одаривая им окружающие галактики. Сами же превращаются в маленькую, красиво пульсирующую нейтронную звезду.
 РАМТ – внушительный театр в плане размеров и расстояний. Фойе, в котором хватит места для грандиозного бала, зрительный зал на восемьсот человек, сцена, которая подходит даже для балета. Но в момент спектакля «Под давлением 1:3» театральное пространство «схлопывается» сначала до границ зрительного зала и фойе перед ним, затем до пределов сцены, вмещающей и зрителей, и артистов, до небольшой площадки офисного ринга, на которой лицом к лицу два человека, до сгустка напряжения между ними.
Ты только что в потоке зрителей расслабленно двигался по направлению к служебному входу на большую сцену РАМТа. Любопытствуя, проплывал мимо режиссерского пульта. С самоощущением эксперта окидывал взглядом артистов, изображающих офисный планктон во время перекура. Комфортно располагался на зрительской скамье, кивая в такт приятной этнической музыке. Добродушно внимал суровому охраннику Генриху (О. Зима), решительно и сухо выдающему экспозицию истории. И вдруг – ты в тишине.
 До нашего слуха доносится лишь боксерская отдышка работающего принтера, речь человеческая здесь кажется громом небесным. В оглушительном вакууме с грохотом рассыпавшихся по полу кофейных зерен рушатся карьеры, растерзанные острыми локтями честолюбия сердца истекают любовью, туго пережатые змеями проводов сонные артерии отказываются снабжать кровью головной мозг. И ничего исправить нельзя, потому что все герои спектакля с обреченностью космических сверхгигантов, несутся навстречу своей участи.
Всего три разговора, три раунда, три противостояния тем более лютые, чем более схожи их участники. А они и впрямь плоть от плоти друг друга. Разделяют их всего лишь какие-то условности вроде положения на служебной лестнице – Ангелика (Н.Уварова) и Сабина (М.Рыщенкова), пола – Патриция (Р.Искандер) и Роберт (С.Морозов), возраста – Ганс (А.Бажин) и Франк (А.Гришин). Сходства же всячески подчеркнуты и в тексте пьесы, и постановочно. В доведении до идентичности внешнего облика героев, их реакций, передвижения в пространстве режиссер Егор Перегудов и художник Анна Федорова дошли до высшей степени детализации. И явно получили огромное удовольствие от этого процесса. Чего стоит хотя бы изящный ход, когда Патриция обходит сцену справа и под ее ногами загораются последовательно прямоугольные лампы, затем Роберт огибает площадку слева и свет зажигается уже над его головой. Еще более тонкое сходство мы видим у Ганса и Франка. Они поразительно одинаково не слушают друг друга, выпадая из разговора каждый в свое пространство, первый – в мир виртуальных путешествий, второй – виртуальной любви. Важно, что такие «провалы» выглядят, не как внутренние монологи героев, вроде тех, что мы видели в первых двух историях, а как неуклюжие попытки поддержать разговор, рассказав что-то о себе. К сожалению, герои одинаковы и в своем эгоцентризме, им совсем не интересно подобное «обнажение» собеседника, а важно раскрыться самому.
 Конфликт Ангелики и Сабины раскрывает себя с большим трудом – поначалу разговор формален, высокий деловой стиль, формулировки обтекаемы, правда выдается маленькими порциями и с таким скрипом, что ощущение просто тягостное. Будто Сабина толкает огромный камень в гору, пытаясь выведать у начальницы причину, по которой ей отказано в должности. Но вдруг теряет контроль над ним, и он скатывается вниз, ошеломляя, погребая под собой и ее, и Ангелику. Раздавленная, облитая кофе, босая – символ увольнения, раскрепощения, свободы! – Сабина удаляется из корпорации, оставляя приревновавшую начальницу опустошенной, почти безумной. Испытывая наслаждение в своем нежелании оправдываться, Сабина борьбе за должность предпочитает позицию «под подозрением» и скандальное увольнение: «Ничего, конечно же, у меня с ее мужем не было… Но какое же сладостное чувство…Она верит в меня!»
 Противостояние Патриции и Роберта начинается, наоборот, на одном дыхании. Разговор их похож на схватку в настольном теннисе, энергичный, легкий, стремительный. Чувствуется, кто на подаче, кто отбивает мяч. Здорово слушать! Оба настроены только на победу: но нежелание уступить партнеру в творческом проекте влечет за собой и конфликт в любви. Или наоборот? И снова отношения, которые могли бы быть неисчерпаемыми, сводятся к жесткой обездушенной схеме. Вердикт арбитра – всемогущего Крамера – неожиданность для Роберта. Таким мы и запомним его – с выражением удивления на лице, растворяющегося в дыму победы Патриции, которой вместо гимна своей страны досталась песня Синатры «New York, New York».
 Лейтмотив последнего разговора – кто займет высокий пост в Дели. Дели, ах, это экзотическое, далекое, обетованное Дели, напоминающее о себе ласкающими переливами музыкальной стилизации в индийском духе! Дели – ланцет врача, вскрывающий нарыв внутренней напряженности между героями, проявляющий истинные обстоятельства взаимоотношений.
|
